Андреевское братство [= Право на смерть ] - Василий Звягинцев

— Да вы знаете, в общем-то, и ничего. — Александр Иванович словно даже испытал недоумение от моего вопроса. — Мы, кажется, решаем сейчас вопрос о вашей с подругой социальной адаптации. Раз уж Андрей повторил ошибку «маленького принца»… — Он увидел, что я опять не понимаю, пояснил: — Книжка такая есть. Некий Сент-Экзюпери написал. Там означенный принц говорит: «Мы в ответе за тех, кого приручили…» К вам это относится, конечно, иносказательно. Но раз с помощью нашего друга вы здесь все же оказались, должны же мы позаботиться о вашей безопасности и благополучии…

Мне показалось, что говорит он искренне. Не менее искренне, чем Новиков на палубе своей яхты, когда они с Ириной решили помочь мне найти Аллу. Может быть, действительно они обыкновенные альтруисты? Однако, глядя в глаза этого человека, не слишком верилось в его полное бескорыстие.

— Мы можем вам предложить несколько вариантов ближайшего будущего, — продолжил Шульгин. — Первый — вы остаетесь с Аллой здесь, в форте. Живите на полном пансионе до тех пор, пока звезды не обозначат благоприятный для вас расклад. Гуляйте, купайтесь, ходите на охоту, читайте книги, в меру сил и желания участвуйте в общественных работах… Пожалуйста.

Второй — мы можем переправить вас в любую точку земного шара и снабдить документами и средствами для достойной жизни по выбранному вами сценарию… В том числе и помочь разработать сам этот сценарий, поскольку вы не слишком еще хорошо ориентируетесь в наших реалиях… — он опять сделал паузу, подлил себе и мне еще вина. Такого вкусного и ароматного хереса я не пил, пожалуй, никогда в жизни. Почвы у них здесь, что ли, другие или утраченная в нашей реальности технология?

Я видел, что он еще не исчерпал набор вариантов, и молчал, ожидая, что еще мне будет предложено.

Увидев, что я не изъявляю пылкого энтузиазма, Шульгин сказал как бы разочарованно:

— Наконец, уважая права личности, мы можем предоставить вам полную и абсолютную свободу на угодных вам условиях…

— А совсем уже наконец? — решил я прекратить затянувшуюся игру.

Новиков посмотрел на меня одобрительно.

— Такому энергичному и склонному к авантюрам человеку, как ты, вряд ли пристало пассивно ждать у моря погоды. Поэтому последнее предложение — присоединиться к нам и вступить в ряды «Братства» как полноправному члену.

— Это предполагает серьезные ограничения моей свободы, обряды посвящения, «омерту», суровую расплату за предательство и тому подобное? — поинтересовался я, имея представление о порядках в тайных обществах, от сицилийской мафии до «белых призраков Ньянмы», японских «якудза» и китайских триад.

Новиков засмеялся, а господин Кирсанов впервые посмотрел на меня с профессиональным интересом. Возможно, он как раз и является кем-то вроде «хранителя обряда», или проще — начальника службы внутренней безопасности.

— Естественно, кое-какие правила у нас есть. Но они не более суровы, чем обычаи офицерской кают-компании или устав респектабельного «Хантер-клуба». Пытки раскаленным железом, закапывание в землю живьем, отрубание конечностей в программу не входит.

— Что касается предательства, — добавил ровным, хорошо поставленным (наверное, и поет недурно) голосом Павел Кирсанов, — его опасность сведена к минимуму. Вы никого там, где придется работать, не знаете, вас никто не знает, и предложить достойную цену мало кто сможет, поскольку у вас и так будет все… Разве что вопрос о жизни и смерти встанет, да и то мы вас из большинства мыслимых ситуаций почти наверняка вытащим… — тут я ему поверил. Новиков в одиночку сумел меня спасти от совершенно неминуемой смерти, а тут их вон сколько, не считая известного количества «братьев» низших степеней посвящения. Которые, разумеется, в такой организации быть должны.

— Вот разве, осмотревшись, вы вдруг собственную игру затеять решите, — продолжил своим ровным голосом Кирсанов, — так и тогда речь будет идти не о репрессиях, как форме мести, а просто вы автоматически перейдете на другую сторону, с которой поступать должно сообразно обстановке…

— Как видишь, Игорь, даже Павел Васильевич ничем особенно страшным не угрожает. А он человек суровый, мы все его в той или иной мере остерегаемся… — Если это была шутка, то никто на нее соответствующим образом не отреагировал.

А Новиков продолжил после короткой паузы:

— Так что решение можешь принимать в здравом уме и безмятежном состоянии духа…

Мне показалось, что он этими словами на что-то мне намекает.

Наша беседа, весьма для меня интересная, начала несколько затягиваться, хотя и была очень познавательна. Но я понимал, что за два или три часа все равно узнать достаточно и о новом, загадочном пока для меня мире, и о подлинных целях «Андреевского Братства» нереально. Я не хотел связывать себя какими бы то ни было обязательствами, а в то же время полностью отстраниться от происходящего и пассивно ждать, как сложится наша с Аллой судьба, не считал для себя возможным. Я же репортер в конце концов, а сейчас в руки идет совершенно невероятный материал. И неважно, удастся ли когда-нибудь опубликовать его в моем журнале или продать информационным агентствам. Это вопрос второй.

Поэтому я ответил осторожно и обтекаемо, мол, в принципе я, конечно, готов, тем более что чувствую себя Андрею обязанным, и все, что от меня зависит, сделаю для блага и пользы моих вновь обретенных друзей. И в то же время хотелось бы поглубже вникнуть в…

— Ради бога, — немедленно согласился Шульгин. — Неделю, две — сколько угодно можешь размышлять, прессу заодно почитаешь, учебник истории для десятого класса, еще что-нибудь. Мы не торопим. Заодно советую принять к сведению — если пока не дошло, — мы не альтруисты профессиональные, не организация типа «Конец вечности», где серьезные дяди с насупленными бровями, надуваясь от собственной важности, делают жутко ответственные дела, не «Союз пяти» или там «девяти», не брежневское Политбюро даже, а просто компания сравнительно добродушных циников. Гарун-аль-Рашиды и графья Монте-Кристо после завершения обязательной программы. Мы не переделываем мир в духе коммунистов-утопистов, а просто живем в предложенных обстоятельствах, стараясь, чтобы жизнь соответствовала нашим романтическим идеалам. Мы из последних «шестидесятников», это тебе тоже сразу не понять, но позже узнаешь и это, но те, кого так называли, отличались своеобразным взглядом на проблемы морали и истории. Мы считали, что коммунисты не должны были победить в нашей стране, — и мы исправили ошибку истории. Власть же как таковая нам не нужна вообще…

— Не совсем так, — вставил Берестин. — Вернее, не нужна как самоцель или даже как род занятий… Но в случае необходимости… Если угодно, задача, которую мы сейчас решаем, — это спасение нынешней, едва возникшей цивилизации. Для собственного удовольствия. Раньше мы были наивнее и считали, что каждый человек что-то кому-то должен. Вот Андрей, — Александр Иванович изобразил уважительный полупоклон в сторону Новикова, — совсем недавно считал, что уничтожить пришельцев-аггров — наш священный долг перед человечеством. Теперь он слегка изменил точку зрения. Мы все наконец просто поняли, что нам — здесь присутствующим и кое-кому еще — надо иметь место, в котором возможно жить в соответствии с некими принципами.